Как ни покажется это нелепо вам, Но едва разгоралась заря малиново, Я просыпалась от великолепного, Важного, грозного рыка львиного.
Ржавый тополь шумел у окна открытого. Высыхало... Теплело... Тянуло чадом... Всех готова жалеть я, кто не испытывал Величайшего счастья - жить с цирком рядом.
Просыпаться и тотчас, не тронув чая, Обманувши бдительность домочадцев, К сердцу хлеб похищенный прижимая, К заветному лазу в заборе мчаться!
Я помню, мама диву давалась - Куда столько хлеба у нас девалось? Ведь жили тогда мы в приволжском городе, Еще не успевшим забыть о голоде. Но я ни о чем не думала, кроме Восхитительной дружбы слоненка Томми.
Я вдыхала чудесный запах конюшен, Запах опилок, острый и свежий, Двери были раскрыты, огонь потушен, Шли репетиции на манеже.
Меня давно гонять перестали, Чередою привычной текла работа, Трико стеклярусом не блистали, Они темнели от пятен пота.
Я часами не отрываясь глядела, С какой беспощадностью и упорством Эти люди себе подчиняли тело, Чтобы трудное стало легко и просто.
Я часами не отрываясь глядела, Как размеренно-ровно качалась лестница, Как в десятый и в сотый четко и смело, Как пружинка, взлетала моя ровесница.
Изредка меня родители брали На вечернее представленье. Бодро марши гремели, трико сверкали В непривычно-торжественном отдалении.
И хотя я помнила, как им трудно - Друзьям моим - давалась удача, Все равно мне казалось все это чудом, Да и нынче не думаю я иначе.
И нынче я, вспоминая о многом, Радуюсь, что когда-то в детстве Дни свои проводила в цирке убогом, С чудесами такими в соседстве.
Забывать? Не хочу! К счастью ли? К сожаленью? Значит, может, опять отыщу и приеду. Знаешь, есть у Асадова стихотворенье О собаке, бежавшей за поездом следом?
Мне б подняться хотя бы на миг над землею, Может быть, по другому б я всё увидала. Я когда-то умела летать, я не скрою. Были крылья, да, видно, в пути потеряла.
Быть звездою? Не знаю, наверно, красиво, А с другой стороны видно их только ночью. Ну а я? Мне грубят, отвечаю: "Спасибо!" Вместо просьбы молчу, написав многоточье.
Многоточье важней восклицательных знаков. Говорить не боюсь, лишь обидеть не смею. Не звезда и не птица, а просто собака. Так прости же, что я предавать не умею!..
Ежели забрезжило - слушай, голубок! Чего хочет женщина - того хочет Бог. Впроголодь да впроголодь - что за благодать? Дай ты ей попробовать! Отчего не дать?
Много ль ей обещано? Иглы да клубок. Чего хочет женщина - того хочет Бог. Если замаячило, хочет - пусть берет! За нее заплачено много наперед.
Видишь, как безжизненно тих ее зрачок? Кто ты есть без женщины - помни, дурачок. Брось ты эти строгости, страшные слова. Дай ты ей попробовать. Дай, пока жива! Дай ей все попробовать. Дай, пока жива...
Кукольник, кукольник, черная душа! Что ты делаешь с бедною куклой? Ведь она на тебя заглядиться не дыша - Не успеет со стиркой и кухней...
Кукольник, кукольник, серые глаза! Ты так смотришь, что голова кружится. Вот она и глядит, а глядет ей нельзя - Надо с кукольным мужем ужиться.
Кукольник, светлая ты голова... Ты стоишь словно Бог перед куклой. Кукла смотрит едва, кукла дышит едва - Все на свете ты ей перепутал.
Кукольник, что ж, от себя не таи: Не опасно твое обаянье. Никому не страшны злодеянья твои, Никому не нужны покаянья! Только ей и страшны злодеянья твои, Только ей и нужны покаянья.
Чуть моросящий дождик портил весь этюд. Продрогшие прохожие спешат домой. Ушел на Капошвара в парк восьмой маршрут. Ты без зонта идешь по лужам, Боже мой!
Случилось просто так, под моросящий дождь Попали оба мы весенним вечерком. Обычно с женщиной два слова не найдешь, А вот с тобой мы говорили обо всем.
За разговорами пол-города прошли, И фонари, встречая, провожали нас. Какой прекрасной ночью Тверь с тобой нашли, Ведь я такой ее увидел в первый раз!
Я проводил тебя на Головинский вал. Ты неожиданно сказала: "Мы пришли". Случилось то, о чем я думал и желал, Ты пригласила в дом, и мы к тебе вошли.
Мы пили чай с баранками и ели торт, И ты под утро расстелила нам кровать. Я не сказал тебе, что я - в законе вор. Воров девчонкам разве можно целовать!
А я проснулся, на столе записочка: "Мол, буду в шесть, ключи оставишь под крыльцом". Ты даже не догадывалась, кисочка, Кого пустила этой ночью к себе в дом.
Менты нагрянули и сели на тебя, И били по лицу, как лярву сутенер. Тебе бы только бы ответить за себя: Не знаю, был, ушел, - и кончен разговор.
Но, видно, чем тебе я сердцем подошел Иль за ночь отогрелась у вора душа. Как ни с одной с тобой мне было хорошо! Но разве им понять, ушатым лягашам?!
Перед тюрьмой ты простояла целый день, А там сказали, что меня не привезли. Две сумки с дачками и за плечами тень Тебя, наверное, согнули до земли.
Ты ж не обязана меня десятку ждать И пишешь ксиву, что не хочешь на аборт. Ведь я состарюсь, только воли не видать! Благодарю за чай с баранками и торт...
Не охладела, нет, Скрываю грусть. Не разлюбила - Просто прячу ревность. Не огорчайся, Скоро я вернусь. Не беспокойся, Никуда не денусь. Не осуждай меня, не прекословь, Не спорь в своем ребячестве жестоком... Я для тебя же берегу любовь, Чтоб не изранил насмерть ненароком.
Одна сижу на пригорке Посреди весенних трясин. ... Я люблю глаза твои горькие, Как кора молодых осин, Улыбку твою родную, Губы, высохшие на ветру... Потому, - куда ни иду я, И тебя с собою беру. Все я тебе рассказываю, Обо всем с тобой говорю, Первый ландыш тебе показываю, Шишку розовую дарю. Для тебя на болотной ржави Ловлю отраженья звезд... Ты все думаешь - я чужая, От тебя за десятки верст? Ты все думаешь - нет мне дела До озябшей твоей души? Потемнело, похолодело, Зашуршали в траве ежи... Вот уже и тропы заросшей Не увидеть в ночи слепой... Обними меня, мой хороший, Бесприютные мы с тобой.
Посетив вчера дружественный дневник, вспомнила о жителях своей розовой страны - белых тиграх. Да, да, белые тигры почему-то любят розовую страну и охотно в ней селятся.
Ну это-то, конечно, не белый тигр, тигры дальше, в комментариях. Просто так сложились обстоятельства, что лично я, в отличие от некоторых, предпочитаю черных леопардов.